Пророчества и иже с ними - Страница 3

— Ах ты маленький парши… — потрясенно начала я, но тут из провала винтовой лестницы прорезались сразу две головы (убей не понимаю, как папа с бабушкой умудрились втиснуться на одну ступеньку!), и мне стало не до благодарностей.

* * *

Рассвет медленно, воровато пробирался в замковые окна; вслед ему сторожевыми псами заливались соловьи с лесной опушки. Гремучие трели без помех разносились над сонной землей, и казалось, птицы поют прямо у нас во дворе. Потом внизу захлопали двери, заскрипел колодезный ворот, в хлеву нетерпеливо завизжали поросята и потянуло душистым березовым дымком — прислуга спешила подготовить замок к пробуждению хозяев.

Ложиться спать уже не было смысла. Я мрачно утопала в любимом кресле, завернувшись в два шерстяных одеяла и опустив ноги в тазик с горячей, желтой от молотой горчицы водой. Рядом на полу сидел Дар и за обе щеки лопал медовую коврижку, вознаграждая себя за недавние страдания.

Всех прочих утешителей и соболезнующих я выгнала. Вернее, всех вообще — мой циничный братец к их числу не относился. Зато я точно знала, что только он да отец по-настоящему за меня переживают.

— Что тебе хоть снилось-то? — жадно поинтересовался Дар.

— Да все тот же бред. — Я помассировала виски, ибо куда более реальная эпопея с крышей напрочь вытеснила из памяти маловразумительное видение. — Гроза, горы, море, чье-то жуткое лицо… меч и падение.

— Коврижки хочешь? — Брат отломил кусочек и протянул мне.

Я сердито фыркнула:

— За столько лет мог бы и запомнить, что я терпеть не могу мед!

— Да, но, говорят, он хорошо нервы успокаивает.

— Я не нервничаю! — окрысилась я. — То есть с учетом прогулки по крыше, идиотов-спасателей, семейного скандала и надвигающегося бронхита моему спокойствию может позавидовать даже та горгулья с карниза!

— Вообще-то она упала через пять минут после того, как я тебя втащил, — меланхолично сообщил Дар, кидая отвергнутый кусок в рот. — Вы тут орали и не слышали, а мне с подоконника все видно было. И отец Исподий куском черепицы по темечку схлопотал, пришлось дать ему пять кладней за «мученичество ради спасения заблудшей души» и еще десять — чтобы он взял обратно вырвавшиеся при этом слова. Все-таки духовное лицо, гхыр его знает, чем обернутся. Так что одни убытки от тебя, Ринка!

Я передумала избавляться от верхнего одеяла и плюхнула в тазик еще черпак кипятку.

— Спасибо, Дар, я тебя тоже очень люблю!

— А то, — серьезно подтвердил брат. — Попробовала бы ты иначе относиться к будущему архимагу!

— Будешь хамить, малявка, и твою судьбу предскажу!

— Только посмей! — встревожился Дар, покамест адепт-третьекурсник. — А еще сестра называется! Неблагодарная ты тетка, даже спасибо героическому мне не сказала…

— А больше ничего тебе не сказать?

— Можешь встать на колени и извиниться, — великодушно разрешил мальчишка.

— За что?

— Ты меня напугала, травмировав нежную детскую психику. Вдруг это происшествие наложило на нее неизгладимый отпечаток, поломав мне всю жизнь?

Худой, бледный, голубоглазый мальчишка при желании мог изобразить такого сиротинушку, что как-то раз на спор собрал в шапку три кладня менками, всего час простояв с ней перед дверями храма. Потом его заметил знакомый стражник, и «чахлое дитя трущоб» улепетнуло с такой прытью, что здоровый мужик не смог догнать.

— Да твоей психикой гвозди забивать можно! Причем в каменную стену. Где ты вообще таких умных слов нахватался?

— В Школе, разумеется, — важно признался брат. — В нашем-то доме их отродясь не водилось.

— Ты бы лучше заклинания зубрил, а не Ксандровы нотации, — проворчала я, отлично помня, как Учитель умеет морочить головы провинившимся адептам и комиссиям из Ковена. — Кстати, ты ту двойку по травоведению исправил?

— Ну-у…. Как тебе сказать… Зато ты спасла честь семьи, — быстренько сменил тему Дар, пытаясь вопреки глазомеру целиком запихнуть в рот огрызок коврижки.

— Это как?

Мне пришлось обождать, пока ставший похожим на хомяка братец не одолеет мужественно сопротивляющуюся выпечку.

— Видела, кто первым поднял крик? — отдышавшись, поинтересовался он.

— Да, какой-то полуголый идиот из парка.

— Виткин жених.

— Чего-о-о?!

— Марвей, — торжествующе повторил Дар. — Они с Виткой пытались приспособить парковую беседку под гнездо разврата, но ты испортила голубкам все воркование.

— А ты откуда знаешь?

— Я их еще прошлой ночью засек и хотел пугалку у входа поставить, чтобы всяким разным неповадно было, — невозмутимо признался брат. — Но так даже лучше вышло. Пугалка у меня только зрительная, на три УМЕ, а ты самой баньши дюжину очков дашь!

Я запустила в нахала подушкой, но та мягко шмякнулась в захлопнутую дверь. По коридору застучали босые пятки.

— Смотри, как бы тебе кое-кто кое-чего не дал! Например, ремня по мягкому месту! — досадливо крикнула я ему вдогонку.

Хуже мага в семье только умалишенный.

Или… эх!

Я ополоснула ноги, растерла их полотенцем и сунула в тапочки. Но вставать не спешила — задумалась, глядя в окно на помаленьку оживающий город.

Вообще-то нашу семью пифией не испугаешь. Не такое знавала.

Мама слыла лучшей целительницей в Белории, страждущие приезжали к нам даже с островов. И по иронии судьбы ей самой помочь не смог никто. В осиротевшей комнате до сих пор стоят букеты сухоцветов и даже зимой пахнет знойным лугом…

Отец мог при случае щегольнуть каким-нибудь заковыристым заклинанием, однако предпочитал создавать их, а не использовать. Девять его монографий имелись в каждой магической библиотеке, а адепты Школы Чародеев использовали нашу фамилию в качестве самого страшного ругательства: «Чтоб тебя по Рудничному заставили к экзамену готовиться!»